Клиндеск полиси

На этой неделе у нас гастролирует начальник - дедуля. Когда дедуля приезжает, все не просто усиленно готовятся: подсчитывают там в “простынях” своих нескончаемых что, кому и когда они продали, чтоб похвастаться перед дедулей, или просто огрести по полной, рисуют красивые и не очень презентации с результатами, зафиксированными в нескончаемых “простынях”, чтобы, если уж огребать, то красиво, но и вынуждены подтягивать свою дисциплину, а именно: приходить на работу самое позднее без пяти минут девять (уж, положа руку на сердце, скажу, что в обычные дни, когда дедуля сидит в лондонской резиденции, многие из нас позволяют себе задержаться, но сильно мы не наглеем), а также соблюдать чистоту на столах, потому что у нас как-бы клиндеск полиси. В принципе, люди у нас более или менее придерживаются этой полиси. Все кроме меня.

Вообще, еще моя мама пыталась ввести этот порядок в мой жизненный уклад, правда, она не знала такого термина “клиндекс полиси”, и в ее случае это понятие распространялось на все мое пространство - не только стол, но суть то от этого не менялась. Мама пыталась разными способами заставить меня поддерживать чистоту в своей комнате, потому что, “несмотря на то, что ты девочка”, просто уборки раз в неделю мне не хватало. Хорошие девочки, говорила мне мама, когда переодеваются в домашнюю одежду, сразу вешают школьную форму на плечики (чтобы она не помялась), или аккуратно складывают одежду и убирают ее в шкаф. Моя же одежда множилась на стуле, на котором приходилось периодически сидеть за письменным столом и делать уроки. Та же одежда, которой удавалось попасть в шкаф, как правило была сложена в самопроизвольный, как бы это сказать, узел. Мама периодически вываливала этот узел на мою кровать или на стол, чтобы я уже никак не смогла отлынуть от разбора вещей.

Как-то я зависала допоздна то ли у Машки, то ли у Танечки А. (другого варианта не было), пришла домой и обнаружила огромную кучу одежды у себя на кровати - мама в очередной раз решила прибегнуть к своему воспитательному методу и вывалила всю скомканную одежду из шкафа на кровать, так как была уверена, что деваться мне будет некуда - надо ведь ложиться спать, а на кровати куча одежды, вот я все и уберу как надо. Но я сделала все ровно наоборот, так как мне страшно хотелось спать и ни о какой уборке речи просто не могло быть. Недолго думая я переложила всю кучу на письменный стол и преспокойненько легла спать.

Наутро (то есть то, что стало для меня утром, так как я только-только начала пробуждаться, скорее для всех остальных было сильно за полдень), мама вошла в комнату и хитрым таким голосом спросила: “Спишь?” “Сплю” - пробормотала я сквозь сон. “Ну спи-спи” - пробурчала мама и уверенным шагом направилась к балкону. Раздвинув занавески и тюль, мама распахнула балконную дверь, балконные окна, рывком вернулась в комнату, собрала в охапку всю мою одежду со стола и, как мне показалось, с отточенностью и уверенностью движений, какие свойственны, например, баскетболистам, швырнула трехочковым всю мою одежду прямиком в окно. Затем развернулась и покинула комнату. Не надо говорить, что пробуждение мое было молниеносным. Я вышла на балкон, перегнулась через окно и увидела прекрасную картинку: одежда моя разноцветными пятнами лежала на земле - прям как политическая карта мира, висела на кустах, что-то зацепилось даже за деревца. Пришлось натянуть на пижаму джинсы и кофту и выходить на улицу собирать добро. Я не могу сказать, что воспитательная мера возымела полное действие, нет, потому как горбатого могила исправит. Я и потом частенько оставляла после себя бардак везде, где это было возможно, но впредь убиралась исключительно по первому китайскому, то есть маминому предупреждению.

...Спускаясь утром в лифте, я вдруг вспомнила, что стол мой далек от совершенства в плане клиндеск полиси. На работу я успевала самое раннее к 8.45, и, зная дедулю, который любит приходить в офис к восьми, времени на уборку вообще не оставалось. И тут я вспомнила, что как-то, будучи в Лондоне, присела за стол некоего Дэвида Кокла, потому что хот-деска мне не досталось, а поработать надо было. На столе хватало места только для лэптопа и то с риском падения его на пол. Все пространство вокруг было занято громадным дисплеем, коробками из-под софта, какими-то блокнотами, подставками для ручек-карандашей-ластиков-степлеров, многочисленными пачками пост-ит ноутс, какими-то книгами, вокруг валялись пивные коустеры, на перегородках были пришпилены какие-то записочки и картиночки, в общем, я сразу поняла, что Дэвид Кокл - наш человек. Но самое важное, что стол Дэвида Кокла в оупен спейсе находился практически в видимости дедули (кабинеты у наших серьезных начальников стеклянные). И ничего. При этой мысли меня накрыло полное спокойствие и уверенность, что все будет хорошо, тем более окна в нашей хате, то есть в нашем офисе вообще не открываются.


PS: Вообще, Дэвид Кокл удивительный товарищ. У него отличное чувство юмора и, судя по всему, он особенно не сдерживается в проявлении своих юмористическо-саркастических способностей (и что-то мне подсказывает, что сарказм в них превалирует). Так, однажды, когда один мой московский коллега ошивался по делам в амстердамском офисе, он видел надпись на огромной плазме в общественной зоне офиса: “Коллеги, внимание! Сегодня у нас в офисе гостит Дэвид Кокл. Если вдруг вы пострадаете от его шуток, обращайтесь в HR” (я не ручаюсь за точность фразы, но смысл был именно такой).


PPS: Еще вспомнилось. На столе у Дэвида Кокла, среди прочего хлама, обнаружила пачку очень смешных стики-ноутс в виде силуэта лежащего мертвого тела на месте преступления, как показывают в кино, с дыркой посередине и полиграфическим кровавым пятном вокруг этой дырки. В это отверстие в пачке можно вставить карандаш - получается кровавая картина. Очень хотелось стянуть эту пачку стики-ноутс, но природная сдержанность и классическое воспитание не дали мне довести это грязное дело до конца.